Париж, Франция - для большинства людей эти слова имели притягательный, приятны привкус, запах круассанов и нежно-салатовый оттенок Елисейских полей. Для Коди Эверетта, у которого восприятие вообще было намного обостреннее, чем у окружающих, Париж насквозь пропах удушливой сладостью духов матери, неприятно лип к губам крикливым цветом ее помады и отдавал противно-розовым оттенком, как шелковый шарф отчима, помешанного на моде и явно не  имеющего ни малейшего представления о вкусе. После отточенных, легко слетающих с губ привкусом чуть тягучих ирисок английских слов, французский язык оказался непривычно мягким и каким-то неестественным, будто выведенным искусственно, как улыбка Шанталь, когда она ласково журила сына за то, что тот "совсем не уделяет внимания семье". На самом деле никакой семьи давно не было - были Шанталь и ее "боров", как прозвал отчима Эверетт и отдельно сам Коди, точно одинокое деревцо, растущее вдали от родных лесов.
Университет был шансом, во-первых, для него самого наконец-то отвязаться от лицемерной заботы матери, во-вторых, для самой Шанталь найти удобное оправдание, почему она так редко видится с сыном. Заявление Коди, что он собирается жить один, было встречено вялой попыткой "образумить" которая задохнулась на корню, и мадам Дебуа с фальшивой улыбкой взъерошив волосы сына, ласково пропела: "Лишь бы ты был счастлив, дорогой". К моменту, когда семейный совет был завершен, Коди уже мутило от запаха магнолий.
Все это Коди сейчас с дрожью вспоминал на большом перерыве, неспешно шагая по коридору университета. Парни его группы собирались на крыльце - кто курить втихомолку, кто обсуждать пустые и ничего не значащие проблемы, фразы, не имевшие за собой никакой эмоциональной сути, казались Коди бессмысленными и пахли гнилой водой.
Он остановился, облокачиваясь на подоконник и глубоко вдохнул, пытаясь привыкнуть к тому, что, судя по всему, друзей у него в этой новой жизни не предвидится.

Одиночеству Коди не пришлось долго томиться в одиночестве, уж простите за тавтологию. Идущая по коридору девушка, с головой ушедшая в чтение книги, похоже настолько не замечала ничего вокруг себя, что, даже врезавшись в него, пыталась продолжить движение. Слегка удивившись, Коди придержал ее за плечи, ожидая, пока незнакомка вернется на землю и заметит его.
Наконец, девушка моргнула и поздоровалась. Ее голос зазвучал мягки переливами, подобно струящемуся золотистому шелку или распускающимся в садах пионам. Коди каким-то автоматическим жестом откинул за плечо тоненькую косичку русых волос, и слегка изогнул уголки губ в ответной улыбке.
- Что ты такое читаешь, что налетаешь на людей? - спокойно, без укоризны или возмущения, поинтересовался он, пытаясь рассмотреть заглавие на обложке. Чужие литературные вкусы всегда интересовали его - ведь по словам, заставляющим сердце человека биться чаще, по фразам, околдовывающим рассудок, можно было понять, что за человек перед тобой.

Его всегда восхищали люди, которые были страстно чем-то увлечены, причем сам предмет их увлечения не имел особого значения - их энтузиазм с верхом покрывал любое непонимание. В словах девушки пульсировали багряные потоки - ее страсть, ее жажда говорить на любимую тему были крайне заразительны. Ее голос звенел, подобно нарастающей мелодии фортепиано, и в нем играл прохладный ветер, вдохновляясь, Виатрикс была подобна сильфиде, забывающей обо всем в погоне за потоками воздуха.
Он мягко рассмеялся, разводя руками:
- Нет, с историй у меня не очень хорошо. Я учусь на лингвистике....по сути это тоже история, но конкретно языка и слов. Ты очень интересно рассказываешь, мне нравится.
Действительно, после пустых и отдающих гнилью разговорчиков однокурсников девушка с ее пламенной речью была как глоток ключевой воды в пустыне. Он испытал невольное облегчение, поняв, что не все в этом университете не имеют ничего за своими словами.
- Я Коди, - он протянул ей руку, представляясь в ответ. - Коди Эверетт. У тебя красивое имя...Трикс.
Вот так он впервые употребил это уменьшение, еще не зная, что будет единственным, кому позволено так ее называть.

Коди слегка озадачился, пробуя поочередно на вкус два сокращения имени девушки, и упрямо помотал головой.
- Вовсе не грубовато. Трикси звучит слишком легкомысленно - скажешь и забудешь, оно как пузырь от жвачки - сладкое, но недолговечное. А Трикс - довольно...ммм...игривое. Яркое и запоминающееся. Как флирт, - тут он прикусил язык, поняв, что зашел слишком далеко - его слова, конечно, будут восприняты, как явный намек, хотя он ни к чему подобному не стремился, просто размышлял вслух об окраске имени Лакруа. В конечном итоге, это вариант всяко лучше того, если она поймет, что с его восприятием явно что-то не так - еще не дай Бог, сумасшедшим сочтет ) еще слишком живы были воспоминания о школьных годах, когда он только открывал в себе грани синестезии и по недомыслию пытался делиться с товарищами), пусть уж лучше каким-нибудь пикапером.
- Этот вопрос меня как раз и интересует, - осторожно сказал он, взглядом пытаясь определить ее реакцию на предыдущую фразу. - Как появились слова, как возник язык...когда он приобрел такую...власть.
Даже в подобных рассуждениях следовало проявлять осторожность. Вот что значит - долгое время не иметь собеседника, с которым можно поделиться наболевшим, теперь его может откровенно понести, и тогда его секрет неизбежно всплывет на поверхность...

Отредактировано Коди Эверетт (2012-10-19 19:45:42)

Его всегда выручало то, что люди просто не могли предположить всерьез, что слова могут обладать определенным вкусом, цветом или запахом, не говоря уже о том, что молодой студент с забавной косичкой русых волос способен различать все их оттенки и полутона.
Ему повезло, что и Виатрикс не стала развивать опасную тему, а просто вытянула его на улицу. Юноша щурился от яркого света, будто вампир, вытянутый из своих темных чертогов - в здании университета и правда царил полумрак, контрастирующий с залитым солнцем Парижем. Удивительно - оказалось, что его новая знакомая предпочитает для отдыха то же место, которое еще с самого начала обучения присмотрел для себя сам Коди.
Присев на соседний корень, словно на трон, он с улыбкой повернулся к девушке, увлеченный их неожиданной беседой.
- Вообще, в истории слов много интересного, - горячо воскликнул он, припоминая первые лекции. - Ну вот, например...послушай, о чем говорят те парни.
Те парни говорили не то о девушках, не то о машинах - это было, впрочем, не важно, так как через каждое слово, очевидно, вместо знаков препинания, они вставляли маты. Коди дал Трикс время "вникнуть" в "суть" и продолжил:
- Забавно выходит: сейчас эти слова употребляют все, кому не лень, в любой ситуации, по любому поводу. А ведь раньше они считались магическими, и их имели право произносить лишь жрецы. Главной целью было повысить плодородие земель и плодовитость женщин. Собственно, именно поэтому, эти слова...часто обозначают половые органы, - он неволь фыркнул и весело глянул на Лакруа блестящими серо-голубыми глазами. - Конечно, раньше они звучали не так, как сейчас, это уже заимствованные формы, но все же...

Коди, представив себе, что именно можно «наколдовать» таким специфическим способом, весело рассмеялся и покачал головой.
- Конечно нет. Так было только раньше, когда подобные слова держались в тайне, и их произносили только жрецы. Сейчас на смену им пришли современные аналоги, которые употребляют все, кому не лень…Вот так современность губит волшебство, - он задорно улыбнулся, глядя на Трикс лучистым взглядом серо-голубых глаз.
Разговор зашел о самой магии, и Коди вновь залюбовался пастельной окраской слов, из которых девушка строила свою речь. В ее фразах струились весенние родники и цвели камелии, такая завораживающая легкость в сочетании с глубоким содержанием завораживали. Он напоминал гурмана, дорвавшегося наконец до вожделенного деликатеса и растягивающего удовольствия, смакуя дивный вкус.
- У тебя красивая..речь, - выдал он невольно, опять забывшись и тут же отвел взгляд, понимая, что комплимент вышел немного корявым.

Нет-нет-нет! Что ты делаешь? - он хотел отшатнуться, но тело не послушалось, более того - в глубине сознания шевельнулась мысль: "А не пора ли хоть кому-нибудь доверять?"
Еще колеблясь, Коди огляделся по сторонам, убеждаясь что никто их не слышит, а после, вздохнув, неуверенно поднял глаза на Виатрикс.
В конечном итоге, она просто сочтет меня психом, и на этом все разрешится.
- Я... - слова давались с трудом, неуверенность пропитала их кисловатым запахом, привкус был тяжелый и вязким. - Я...вроде как...ну...чувствую слова, - он сделал неопределенный жест рукой, пытаясь объяснить лучше, но мало в этом преуспел. - В смысле, воспринимаю их не только на слух. Они...имеют цвет...вкус..запах.. - с каждым словом он все больше жалел, что поддался мимолетному желанию открыться кому-нибудь и встал, готовясь уйти.
- Я понимаю, это звучит странно, и ты, наверное, думаешь, что я тебя развожу...

Он лишь грустно улыбнулся, не пытаясь уже, однако, сбежать и слегка сжимая ладонь девушки в ответном прикосновении.
- Я знаю, что я не уникален. Я даже находил статьи про это явление...называется "синестезия", - для него это всегда звучало, как какая-нибудь заморская болезнь - слишком напыщенно и емко, совсем не похоже на то, как проявлялась эта способность на практике. Забавно - от слова, выбранного учеными для обозначения чувствительности к звукам, не было особой эмоциональной окраски - лишь какой-то больничный привкус и душный запах. - Феномен, которому нельзя научиться и от которого нельзя отказаться, - с явной горечью процитировал он. - Я знаю, что звучит так, будто для меня это проклятие, конечно, не все так плохо, просто... - он глубоко вздохнул, отчаявшись что-то объяснить.
Стихи Рембо пришлись как нельзя кстати - он и сам уже натыкался на них в своих изысканиях. Акварельная палитра, соленые брызги на губах, радуга, пронизывающая фразы... Поэзия всегда была одним из самых мощных источников впечатлений, а поэзия синестета задевала какие-то особые струны в его душе.
- Да, я в курсе, что это может быть даром...Я слышал,году в 1915 даже для "Прометея" Скрябина создали инструмент для исполнения световой партии... Но это все равно не то. Иногда это...может сводить с ума, - запах магнолий снова всплыл в памяти, и Эверетт поежился.  - Я не боюсь непринятия. Просто слова...имею очень большую власть. А я не хочу давать кому-то шанс управлять мной.