Из стоящей на краю небольшого поселения таверны были слышны смех и веселые голоса, не громкие, но в ночном, морозном воздухе они разносились далеко. Так что проезжавшие через деревеньку всадники услышали их задолго до того, как приблизились к заведению.
На темном небе висела полная луна, очерченная красноватым кругом, свидетельствующем о том, что в скором времени мороз лишь усилится. И в призрачном свете «солнца мертвецов», как порой называли луну в кеннингах скандинавы, были видны клубы пара, вырывающиеся из ноздрей лошадей и человеческих ртов.
Ночь выдалась на редкость холодная. В такую любое, даже самое захудалое строение могло показаться королевским замком, а уж если в нем можно было найти еду и выпивку, так оно и вовсе становилось похожим на рай. Тот самый, о котором так много трезвонили монахи с обритой макушкой.
С одним из них Ульвару довелось столкнуться совсем недавно. Плешивый много говорил о боге, но ничего о мешочке с золотыми монетами, висевшем у него на поясе. За свою ложь ему пришлось распрощаться с золотом и поспешить на встречу со своим богом, хотя он почему-то был не очень этому рад.
Лошади, фыркнув, остановились у небольшой коновязи.
- С коней, - хрипло прозвучал в ночной тишине голос предводителя разбойников.
Дверь таверны скрипнула, впуская в заведение шестерых широкоплечих парней, на фоне которых выделялся их главарь – парень в волчьей шкуре на плечах со спутанными, доходящими до плеч светлыми волосами. 
И разговоры со смехом моментально стихли, словно лопнула невидимая струна. На миг в заведении повисла тишина… а потом послышался слабый гул… шепотом… новость разлеталась по заведению, словно вороны над местом битвы.
- Разбойники…
Люди поспешно расступались, прижимаясь к стенам. В глазах женщин и девушке был страх, в глазах мужчин – решимость и готовность ко всему.
И вот тогда в руках главаря мелькнул тугой мешочек, приятно звякнувший монетами у него внутри.
- Не бойтесь, - громко сказал он. И мешочек полетел на один из столов, звякнув еще громче. - Мы приехали повеселиться.
Подобные мешочки появились и в руках других разбойников.
- Где ваше пиво? – произнес один из них, по имени Гильом. Его отличал косой шрам, шедший через чудом уцелевший глаз.
- И где ваше гостеприимство? Почему здесь так тихо? – поддержал его Гастон, бородач, чье лицо было смуглым, словно покрытым копотью, будто он только что выскочил из пожара. – Мы ехали на не похороны.
- Музыку нам! Музыку! – выкрикнул Сильвер, самый молодой и самый горячий из них. – Мы хотим танцевать!

Отредактировано Ульвар (2012-09-06 21:41:43)

Люди все еще жались по стенам, не веря словам викинга. Жалкие, напуганные овцы, увидевшие волка, того гляди всю шерсть потеряют со страху… И как таких только земля носит?! Губы Ульвара исказила презрительная усмешка, и холодные, словно северные льды, глаза скользнули по толпе, чье испуганное молчание уже начинало раздражать.
Таким трусам и жизнь не нужна, для них она как мучение – тяжело ведь жить, боясь даже собственной тени в полдень.
Но раньше, чем главарь разбойников успел что-то сказать или сделать, тихо тренькнули струны – хоть кто-то один, совладавший со своим страхом, в этом скопище овец все же был.
И раздалась песня. Не веселая, под такую не потанцуешь. Но прерывать певца Ульвар не решился бы. Как и многим норманнам ему было присуще уважение к скальдам, тем, кого Браги и другие Асы одарили «медом котла Одина». А этот скальд пел складно, и голос его завораживал, цеплял за живое. Видать меда на него ушла не одна кружка.
И стараясь не стучать подкованными сапогами по деревянному полу, викинг не спеша подошел к ближайшей лавке, уселся на нее, опираясь на свой меч, и продолжал слушать… пока все не испортил Сильвер.
- Эй, хватить выть, словно волк в поле! – выкрикнул парень, подскакивая к скальду и ударом ноги выбиваю лютню у него из рук. – Мы не на поминках! Не умеешь играть – не берись!
И скалясь, словно волчонок, впервые попробовавший крови, Сильвер вытащил из кармана нож. Что собирался делать молодой разбойник: напугать ли певца или убить за то, что тот не оправдал его надежд.
В любом случае – его замыслы не удались. Походивший на медведя главарь неожиданно быстро и бесшумно для своих размеров вскочил с лавки, в несколько шагов преодолевая расстояние до своего человека. Медвежья лапа сжалась на руке Сильвера, выворачивая ее. И нож, звякнув, отлетел в одну сторону, а сам парнишка в другую.
- Оставь! – хриплый окрик гулко отразился от стены, заставляя посетителей вздрогнуть всех, как одного.
И дело было даже не в том, что песня викингу понравилась. У его народа мало кто рискнул бы поднять руку на скальда или даже просто обидеть его, ведь тот мог и отомстить. Причем не мечом а нидой, хулительным стихом. После такой мести от обидчика могла отвернуться удача (а что может быть хуже для разбойника?!), он мог заболеть и даже умереть. Ведь к скальдам, тем, кто действительно вкусил крови Квасира, прислушиваются Асы.
Взгляд Ульвара остановился на певце.
- Прости его, - произнес норманн. И в его руках сверкнула золотая монета с нацарапанной на ней руной фену, той, что приносит богатство. Эта монета сохранилась у Ульвара еще с тех времен, когда он был безусым мальчишкой. Ее подарила цыганка-ведьма, сказав, что она поможет всегда, даже в тяжелую минуту, не остаться без гроша. И оказалась права. Нищенствовать викингу не приходилось ни разу. Так что с его точки зрения – это был достойный выкуп за нанесенную обиду. – Сыграй еще…

Отредактировано Ульвар (2012-09-07 16:24:11)

Отлетевший в сторону Сильвер тихо ругался, потирая ушибленный бок и бросая то злые взгляды на своего главаря, то вопросительные на своих товарищей, словно удивляясь, почему те не спешат за него заступаться.
Но у остальных разбойников его неудачное нападение на певца вызвало лишь смешки, и сочувствовать ему никто не спешил.
Следуя примеру своего главаря, Гильом и остальные не спеша заняли пустые лавки, рядом с Ульваром, который, снова опершись на свой меч, слушал новую песню.
Кто такой этот самый «прекрасный граф Роланд», викинг, конечно, не знал, но был уверен, что он великий воин, раз скальды воспели его деяния. Воистину, именно такой человек, и может считаться настоящим богачом. Ведь недаром говорится: «Гибнут стада, родня умирает, и смертен ты сам; но смерти не ведает громкая слава деяний достойных».
И в душе шевельнулось даже не желание, а скорее затаенная мечта – чтобы и его, Ульвара, деяния были вот так же воспеты. Может быть, скальд не отказался бы примкнуть к их отряду, чтобы на привалах и ночевках тешить слух музыкой и рифмам, и чтобы сохранять все случившееся с ними в своих творениях.
Когда музыка смолкла, главарь разбойников отыскал в толпе взглядом хозяина заведения, коротко приказывая:
- Пива скальду и нам! – а сам, вытащив из-за пояса еще один мешочек с золотом, набитый не менее туго, чем предыдущий, снова поднялся с лавки, подходя к певцу и протягивая ему награду. Для хорошего скальда не жалко и целой ладьи, набитой добром, не то, что горсти золота. – Поедешь с нами?
Хозяин таверны, хоть и сдвинулся с места после требования викинга, вел себя, словно неживой. Пока Гастон не приблизился к нему и всунул в руки несколько золотых.
- Ну же, пошевеливайся, любезный.  - шепнул он. – У тебя богатые гости, которые хотят поесть и выпить, а ты столбом стоишь. Так ведь и прогореть недолго, - и легкий пинок в сторону очага, от которого доносились аппетитные булькающие звуки и запах тушеного мяса, завершил его речь.
А хозяин, словно очнувшись ото сна, неожиданно засуетился, спеша наполнить кувшины пивом из большой бочки, да и остальные посетители слегка зашевелились, отлипая, наконец, от стены. А кто-то, самый смелый, даже рискнул вернуться за свободные лавки.

Ответ скальда, простой и не колеблющийся, пришелся Ульвару по душе. И по губам его скользнула первая за сегодняшний вечер усмешка. Ему всегда нравились такие вот отчаянные. Ведь он и сам был таким, а родственные души притягиваются.
- Это хорошая новость, - провозгласил главарь, поворачиваясь к своим людям. И те ответили на предложение отпраздновать присоединение нового члена их банды, громким смехом и несколькими шуточками.
На столе, словно сами по себе, появлялись кружки и кувшины с пивом, а в скором времени компанию им составил котелок с тушеной бараниной, исходящей паром и ароматно пахнущей.
- Fylle magene, å glemme sorgen * - провозгласил Ульвар на своем родном языке, прикладываясь к кувшину и опорожняя его в один присест.
И в этот самый момент в дверь таверны ударил чей-то кулак.
- Именем барона де Буа Верт, - прокричал чей-то голос. И дверь распахнулась, впуская в помещение мужчину в рыцарских доспехах с изображением дерева и трех птиц на кирасе и его людей. – Мы ищем разбойников напавших на отца приора из аббатства Святой Кассильды… Чьи кони там на дворе?
Сквозь прорези шлема с каким-то подобием короны наверху виднелись глаза барона: почему-то чуть красноватые, словно у дикого кролика, и настороженные. Они метнулись к Ульвару, оценивая главаря и волчью шкуру у него на плечах.
- У отца приора забрали мешочек с золотом… На нем был вышит крест, - глухо, словно из гроба прозвучал из-под шлема голос. – Вы видели такой?
На миг снова в помещении воцарилась тишина, а затем кто-то из посетителей, бледный как мел, указал рукой на мешочек, лежащий на столе рядом с разбойниками.
- Они принесли его…
Жалкий предатель! Рука парня еще указывала на мешочек, когда широкий меч главаря разбойников запел в воздухе, обрушиваясь на нее.
Брызнула кровь, раздался вопль боли, но его заглушил боевой вопль викинга, от которого стыла кровь в жилах у всех жителей прибрежных поселений:
- Til orrustu! **

* Набьем желудки, чтобы забыть печаль (норвеж.)
** К бою! (боевой клич викингов)

- К бою! – прозвучал приказ рыцаря в шлеме, и его люди тут же рассыпались по залу, явно собираясь оттеснить разбойников от выхода. Последние же, наоборот, не собирались им это позволить.
Звякнули мечи – это Гильом и Гастон схлестнулись с людьми барона. А сам Ульвар, как и подобает главарю, шагнул навстречу закованному в броню рыцарю.
Подобная предосторожность, с точки зрения викинга, была смешна. Не броня защищает человека, а меч, умение владеть им – доспехи лишь сковывают движение.
Под ноги попалась какая-то лавка, и норманн пинком отшвырнул ее в сторону… А в следующий миг в спину ему словно вонзилось осиное жало. Длинное, острое, оно скользнуло под ребра, впиваясь в сердце…
Викинг еще сумел обернуться, с некоторой долей удивления увидев перед собой Сильвера с кинжалом в руках. Щенок рискнул показать зубы… Подло же он начал скалиться… Поганая в нем, видать, кровь…
Ульвар хотел вскинуть меч, но рука, под тяжестью оружия, обвисла, словно плеть. И вот тогда он понял, что умирает… И по губам его скользнула улыбка.
Может быть, милость Асов снизойдет на него еще раз, может быть, еще не пришло его время занять свое место на пиру в Вальхалле?! Это было не желание, просто надежда.
Но даже если его время и пришло, он не боялся этого. Это был славный день, Нидхёгг побери, и он славно закончился…
И с этой мыслью, викинг рухнул на пол. И пальцы в предсмертной судороге сжались на рукояти меча…
Глаза барона, который при виде разыгрывающейся перед ним сцены, на мгновение остановился, полыхнули мрачным удовлетворением.
- Убейте всех! – выкрикнул он приказ своим людям и замахнулся, занося свой меч над головой Сильвера.

Отредактировано Ульвар (2012-09-08 11:38:53)

Бездонная темнота, в которую погрузился викинг, неожиданно расступилась, как расступаются волны, выпуская на поверхность пловца. И воздух прорвался в легкие, заставляя Ульвара громко вдохнуть.
Совсем рядом раздался шепот, еле различимые слова на языке, которые местные называли латынью, языком священников. Ну что же, этот плешивый оказался не в то время и не в том месте.
И еще не открыв до конца глаза, Ульвар протянул свою руку к склонявшемуся над ним силуэту, хватая того за плечо. И лишь спустя несколько мгновений до него дошло, что в своей хватке он сжимает плечо скальда. И пальцы поспешно разжались…
Приподнявшись, викинг огляделся по сторонам, скользя взглядом по телам убитых товарищей.
Точно так же он проснулся и в прошлый раз, окруженный телами воинов из дружины Хродмара. Точно так же, как и в прошлый раз, валькирии не пришли за ним, чтобы забрать его душу в золотые чертоги. Ну что ж, на все воля норн, и если так написано в Книге Судеб – удел смертного смириться. И раз не пришел его час, значит, должен отомстить за смерть своих людей, а потом похоронить их, чтобы души беззаботно пировали в Вальхалле, пока не протрубит рог Хеймдаля, и Один не поведет свое войско на последнюю битву.
И переведя взгляд на скальда, Ульвар хрипло спросил:
- Где барон?

Словно в подтверждение слов скальда, из таверны, той самой, в которой так и не довелось погулять его, Ульвара, людям, донесся громкий смех и грубая, пошлая песня, слова которой викинг так и не разобрал.
Барон и его люди не ждали нападения. И напасть на них сейчас – значило застать их врасплох. Пусть даже и меча у Ульвара не было – все оружие, видимо, досталось победителям.
Но скальд считал иначе.
И хотя отказываться от нападения викинг не собирался - не для того его вернули к жизни Асы, чтобы он, подобно зайцу, отсиживался в кустах – не выслушать того, кто знает вся двадцать пять рун и владеет ими по воле богов он тоже не мог. Да и народная мудрость советовала сперва узнать чужой совет, а потом уже решать, прислушиваться к нему или нет.
- Что предлагаешь? – спросил Ульвар, в очередной раз переводя взгляд на тела своих мертвых товарищей. В душе у него не было жалости по отношению к ним. Они приняли славную смерть, достойную мужчин. И лишь радоваться можно было за них, но не скорбеть.

Отредактировано Ульвар (2012-09-08 19:12:42)

Конечно, викинг не собирался прощать. Не верил он в так часто упоминаемое священниками этих земель прощение. Зато верил в обычаи своего народа: кровь за кровь и жизнь за жизнь. И убившие его людей должны были разделить их судьбу. А если ради этого придется снова умереть – значит, так тому и быть. Все давно уже предначертано в Книге Судеб. И как бы не бежал ты от своей смерти – все равно не проживешь и лишнего дня.
И все же, не признать, что предложение скальда было разумным, главарь разбойников не мог. Без оружия трудно будет выстоять даже против одного рыцаря, не то, что против десятка. Но с другой стороны, убивать пьяных все равно, что прирезать связанных. В таком поступке мало чести. Намного меньше, чем в том, чтобы войти сейчас в таверну и сразиться лицом к лицу со своими врагами. Вот только отомстить в этом случае не удастся.
Викинг нахмурился, борясь с голосом разума в лице предложения певца и собственными желаниями. А затем… затем лицо его просветлело.
Мало чести убить врага, ослабленного «хмельной птицей». Но отнюдь не бесчестно воспользоваться этой его временной слабостью, чтобы схватить противника, отвезя его против его воли в безлюдное место. А уже там, дождавшись, когда хмель выветрится, дать ему шанс отстоять свою жизнь. И пусть норны решают – кому из них жить, а кому умереть.
И от созревшего плана на губах светловолосого воина появилась усмешка.
- Отлично придумано, - произнес он, дружески хлопая скальда по плечу. Хотя от такого, пусть и дружеского похлопывания, трудно было удержаться на ногах. – Нам понадобятся веревки, - и взгляд викинга скользнул к лошадям, стоящим у коновязи. В сумках его людей веревки должны были быть. И их как раз хватит, чтобы привязать к деревьям и перегородить дорогу, так, чтобы проезжающие хмельные всадники попадали с коней. Благо от поселения вел один путь, и шел он через лес, начинавшийся сразу за деревенькой.
И шагнув в сторону таверны, главарь разбойников произнес, отвечая на последний вопрос певца.
- Я – Ульвар Трюгвисон, - и добавил. – Как называть тебя?

Отредактировано Ульвар (2012-09-08 22:41:32)

Имя скальда было понимаемо и узнаваемо для Ульвара, «яркий, сияющий, великий правитель» - значило оно.
И кивнув в знак знакомства, викинг ответил:
- У тебя имя конунга. Может быть, волей Бессмертных Асов, ты станешь им, - и слова его были искренни. У его народа конунгами становились не только по праву крови, но и по праву деяний.
Почувствовав знакомый запах, кони приветственно зафыркали у коновязи. Но отвязывать их Ульвар не спешил. Исчезновение лошадей могло вызвать у рыцарей ненужное беспокойство. Пусть лучше заберут их с собой. А в том, что барон и его людей, коней не оставят – викинг был уверен. В этих землях хороший скакун порой стоил небольшую деревеньку вместе с ее жителями.
И вытащив из седельных сумок веревки, главарь разбойников быстрым, широким шагом направился в сторону леса, лишь изредка оборачиваясь к скальду, чтобы убедиться, что певец не отстает от него.
Заприметив на противоположных сторонах лесной дороги два высоких и крепких дерева, Ульвар остановился, поворачиваясь к своему спутнику.
- Привяжем одну веревку здесь, - он указал на уровень своих сапог. – И здесь, - провел рукой вышел своей головы, примерно на уровне плечей среднего всадника. А затем пояснил свой нехитрый план. – У кого не упадет конь – тот упадет сам.
И с этими словами швырнув довольный длинный кусок веревки скальду, чтобы тот привязал его внизу, сам викинг, ухватился з широкий сук одного из деревьев и, довольно быстро для своих размеров, начал забираться на дерево.

Кому как не скальду знать, что слово, порой, может ударить страшнее меча. Ведь, как и большинство норманнов, Ульвар прекрасно помнил легенды о поэтах и певцах, чьи ниды вызывали у самых великих конунгов тяжелые болезни, излечить которые, можно было лишь призвав того, кто их наслал их, одарив его самыми бесценными дарами и вымолив прощение.
Но спорить с Альбериком викинг не стал.
Забравшись на дерево, главарь разбойников зацепил веревку за достаточно крепкую ветку, привязывая ее. А потом, спрыгнув на землю, забрался на дерево на противоположной стороне дороги, закрепляя преграду.
И в очередной раз спустившись вниз, бросил взгляд в ту сторону, где находилась таверна, и хрипло произнес, обращаясь к скальду:
- Ждем!
Легкий ветер шевелился в ветвях деревьев, делая и без того морозную ночь еще холоднее.
К счастью, ждать пришлось недолго. Рыцари не стали засиживаться, и в скором времени со стороны деревеньки послышался конский топот, приглушаемый пыльной дорогой, и фырканье лошадей.
И жестом указав Альберику спрятаться в придорожных кустах, сам викинг шагнул в противоположную сторону, укрываясь за стволом ближайшего дерева. И сердце в груди забилось тревожно и радостно, отсчитывая мгновения до того момента, как ничего не подозревающие враги рухнут на землю.

Всадники не чувствовали опасности. Кто-то из них даже успел затянуть веселую песню, слов которой Ульвар не разобрал. Но судя по мотиву и интонациям, песня была грубым пересказом отношений мужчины и женщины.
Кони всхрапнули почти рядом, и храп перешел в испуганное ржание, к которому почти сразу добавился звук падения и громкая ругань.
Белая кобыла, на которой ехал барон, возглавлявший движение, зацепилась ногой за нижнюю преграду, заваливаясь на бок. И ее подвыпивший седок кубарем слетел на землю. Ехвашие за ним всадники не успели затормозить. И несколько коней уже успели встать на дыбы, выбрасывая своих владельцев из седел и оттесняя других.
И с криком:
- Knytte dem *!- Ульвар выскочил из засады, в несколько шагов подскакивая к упавшему главарю рыцарей и отвешивая по его шлему мощный, оглушающий удар ногой.
Рядом копошился кто-то из упавших всадников, и резкий удар по голове сбил его сног, заставив утихнуть в пыли.
Еще кто-то, мечась в воцарившейся сумятице, налетел лошадью на викинга. Но вместо того, чтобы уступить, Ульвар резко ухватил животное под уздцы, толкая того кулаком в грудак. И конь взвился на дыбы, скидывая очередного седока, который, рухнув на землю, тоже затих.
Теперь осталось лишь связать упавших и погрузить на их же лошадей.

* Вяжи их! (норвеж.)

Осоловелые рыцари даже не пытались сопротивляться, когда Ульвар и Альберик связывали их. И перехватив барон поперек талии викинг первым взвалил его на одну из лошадей, уложив связанного поперек седла. А затем его участь разделили и остальные рыцари.
Как и предполагал норманн, коней разбойников люди барона захватили с собой. И теперь те вновь приветственно фыркали, чувствуя знакомый запах.
- Пошли! – коротко произнес Ульвар, обращаясь к скальду. И, подхватив одну из лошадей под уздцы, двинулся опять в сторону таверны, около которой, в яме все еще лежали тела его товарищей. – Отвезем их на погребальный костер, - пояснил Ульвар свои действия спутнику. Нельзя оставлять тела соратников на растерзание диким зверям и птицам, на потраву муравьям, словно падаль. Неправильно это.
А чтобы прийти в себя барону и его людям понадобится время до утра. Как раз будет возможность совершить тризну.

Филипп, один из наблюдателей Ордена.

Прошло 40 лет… Много воды утекло с тех пор. Потери в банде восполнились довольно быстро – этому способствовал неурожайный год и возросшие налоги. Люди бежали в леса не в силах заплатить их, и там примыкали к разбойникам.
Через пару лет Ульвар предводительствовал уже тремя десятками головорезов.
Они грабили проезжающих, не взирая на их пол, сословие и святость. Тех, кто отдавал золото добровольно, отпускали, тех, кто пытался сопротивляться – чаще всего убивали. Но были и исключения… Например, рыцарь, лишившийся своего замка из-за хитрости богатого сюзерена. Главарь не пожалел части награбленного, чтобы помочь этому человеку… И, как ни странно, именно это сгубило его. Связь рыцаря и разбойников стала известна, и тот был вынужден назвать их укрытие, спасая жизнь своей семьи…
Это случилось зимой год 864 от рождества Христова. Отряд графа Боэмунда де Лангона окружил бандитов в их логове, предварительно перебив все дозоры. Те не ждали нападения… Это была не битва - избиение.
Раненых добивали на земле. Лишь двум удалось остаться в живых: тяжело раненому главарю, которого граф приказал забрать с собой в замок, и тому, кого сейчас, в Ордене, называли мэтром Альбериком. Его не было в логове в момент нападения.
Все были уверены, что главаря забирают в замок на показательную казнь. Каково же было удивление, когда граф отнесся к пленному разбойнику почти как к сыну. Сделав его своим учеником и воспитанником, и дав ему свой герб. Многие не понимали этого…
И лишь избранные знали правду… Избранные, такие, как он.
Взгляд Филиппа, бывшего послушника аббатства Святого Петра, оторвался от свитков, лежащих на столе. Каждый из них хранил историю из жизни бессмертного Ульвара Трюгвисона, одного из многих живущих в этом мире, о существовании которых известно лишь единицам. И молодой человек перевел взгляд на лицо главы Ордена Христианских земель.
- Вы хотели меня видеть, мэтр? – спросил он.