Инуши

Дюжина лет… что есть дюжина лет для Бессмертного? Прозябание. Но лишь в том случае, когда они лишены цели. И пусть абстрактное «завтра» наступает лишь спустя, увы, грёбаную дюжину лет спустя – каждый день каждого чёртового года наполнен ожиданием. Терпение охотника, паука, раскинувшего привычно сети, и ждущего, пока сигнальной нити коснётся незадачливая жертва.
Спустя двенадцать лет одна из нескольких – не  самая ожидаемая, стоит признать, напряглась и зазвенела в голове бывшего раба, а ныне – более чем успешного охотника. Зов ввинчивался в виски, заставляя его морщиться, и с каждым днём он становился всё сильнее, ярче и громче. Инуши не был настолько глуп, чтобы предполагать, что он – единственный ловчий в этом городе. В конце-концов, Земля  не так уж и велика, чтобы уместить всех Бессмертных на достаточном удалении друг от друга… да и при подобном раскладе – они всё равно сталкивались бы при необходимости восполнить и увеличить свои силы, ведь без этого их вечная жизнь лишалась основного смысла.
Слежку Инуши обнаружил почти сразу – скорее, он позволил подобраться этому дилетанту поближе, чтобы как следует изучить лицо предполагаемой «мухи», увязшей в паутине по самые уши. Увиденное же вблизи оно заставило презрительно кривиться в усмешке тёмный рот нубийца.
Теперь они оба кружились в опасной близости друг от друга, настолько явной, что Инуши даже хотел слегка растянуть эту пляску смерти, заставить подрожать сопляка, но… нет. Он слишком долго ждал. Наверное, в какой-то момент это могло вылезти охотнику боком, но сейчас он буквально упивался близкой победой, и потому решил разрубить нить жизни этого самоуверенного наглеца практически единым  и точным ударом.
Ведь, в сущности, он имел достаточно дурости, чтобы сунуться в самое логово охотника, приблизиться к одной из «берлог», тем самым более чем открыто бросив ему вызов… это нельзя было оставить, как есть, подобное сумасбродство следовало достойно покарать. И он это сделает, о да.
…скрипнула дверь подъезда, выпуская на свет божий престарелую даму, опирающуюся на клюку, и неловко ковыляющую по ступенькам вниз. Сухонькая ручонка старушки, цепко сжимающая клювообразную ручку трости, мелко подрагивала, равно как и усыпанная белоснежными кудряшками голова.
Любительница кошек – о чём более чем явно свидетельствовал шлейф аромата, стелющийся за ней удушающее-аммиачной волной, цепко глянула в обе стороны от
подъезда, и, прижимая к боку авоську, помнящую, кажется, ещё времена Второй Мировой, посеменила (степенно и без лишней спешки) через тротуар.
Инуши не показывался, затаившись в тени подъезда, ближе к лестнице, и выжидал. Бросок следовало сделать один единственный, и не размениваться на мелкие уколы и тычки.

Инуши

Инуши усмехнулся, не разжимая губ. Пара тысячелетий жизни кого хочешь научат изучить собственное тело в совершенстве, знать все нюансы и мелочи, которые могут помочь или же помешать на пути к достижению цели… даже такие, как резкий контраст сахарно-белых крупных зубов и тёмной, практически чёрной кожи. Потому лишний раз он предпочитал не скалиться, особенно когда охота велась в заданных условиях.
Итак, его жертва безмятежно прошла вперёд, миновав убежище затенённой ниши, в которой антрацитовым изваянием застыл сам охотник, и теперь неуверенно направлялась наверх. Этот недоумок что, хотел застичь его прямо в квартире? Неслыханная дерзость – лезть прямиком в логово зверя! Самоуверенный щенок.
Дождавшись, пока парень, которого Инуши успел рассмотреть достаточно отчётливо, поднимется ещё на три ступени вверх, он бесшумно выскользнул из своего укрытия, одновременно с этим нанося не сокрушительный, а пока что лишь милосердно-оглушающий удар сомкнутыми в замок руками по затылку наглеца, аккурат в точку смыкания основания черепа и позвоночника. В сущности, сопляк может ему понадобиться живьём – на первых порах. Как правило, живые люди такие болтуны, когда вымаливают себе пощаду, или же, хотя бы, просят сделать смерть не столь мучительной и долгой, как им, как правило, преподносит сам Бессмертный.

Инуши

Светловолосый мальчишка скатился прямо под ноги Бессмертному, , и нубиец теперь позволил себе широко осклабиться, глядя на скукоженное тело на грязном заплёванном полу. Однако где-то в глубине души он испытывал кусачую досаду – не вышло вырубить с первого удара, так что же – малец был слишком вёрток, или же силён? Да по нему не сказать… соплёй перешибить можно, тощий и нескладный, долгошеее нелепое создание, невесть за коим дьяволом сунувшееся в пасть крокодила. Вывод – Акела, как говорится, промахнулся. Ну ничего, сейчас это – не противник, всё равно разум помутнён от не слишком-то ласкового удара ещё и о каменный пол.
- Почти угадал, дружок, - Инуши поднял ногу в тяжёлом армейском ботинке – и как только умудрялся ступать рифлёной подошвой бесшумно, как пресловутый барс по снегу? – и надавил на горло барахтающемуся, как перевёрнутая черепаха на раскалённом песке пустыни человеку, слегка приминая кадык.
Удара под коленную чашечку он не боялся, ведь, во-первых, он всё ещё внимательно следил за всеми конечностями незваного гостя, а во-вторых – подобный ход мог вылезти очень неприятным боком самому виновнику торжества. Чуть сильнее надавить – и… одним трупом на земле станет больше. А ему всё ещё хотелось поиграть с этим жалким смертным, показав ему досконально, в какое же дерьмо он умудрился вляпаться по собственной дурости.

Инуши

Ноздри охотника раздулись, когда он почти демонстративно втянул запах Жертвы. О да, теперь – Жертвы с заглавной буквы. От него несло страхом, животным ужасом и _осознанием_ того, что с ним произойдёт. А это значило…
Это значило, что этот светловолосый пацан если не знал – то догадывался о том, кому на хвост упал. Знал некоторые… щекотливые подробности охоты Инуши. Это заставляло нубийца ощутить почти экстаз от предвкушения кары, которую он, несомненно, обрушит на голову этого враз онемевшего чудака.
- Твой худой кошелёк мне ни к чему… а вот кое-чем иным я вполне могу порадовать своё старое сердце… - белозубо усмехнувшись процедил, наклонившись ещё немного, и усилив нажим ботинка, почти полностью перекрывая доступ кислорода в лёгкие незадачливого дурака. Нет, теперь он уверился в том, что не намерен убивать его сейчас, просто хотел придушить слегка, как желторотого птенца… а уж потом – развлечётся на славу.
В сущности, одним из главных элементов охоты был именно страх. Но у Бессмертных он иной. Ужас сковывает их конечности в самый последний миг, перед крайним ударом зуль-факара, когда они уже видят отражение своей гибели – венец своей Вечности в холодном и безжалостном отблеске лезвия. Вот тогда они боятся. До недержания, постыдного скулежа и отчаянной немой мольбы. Этот страх ощутим полынной горечью на кончике языка, но он, увы, так мимолётен. А вот здесь…
Инуши был уверен, что заставит сотрясаться белобрысого от ужаса до самого конца… и от самого начала. А пока ему было необходимо всего лишь без лишнего шума убрать его в безопасное, лишённой посторонних глаз и ушей логово.

Инуши

Инуши дождался, пока жалкое существо под ним затихнет окончательно, и для верности – ещё сверху пять ударов сердца, и лишь затем поднял ногу, высокомерно глядя на неподвижное тело. Что этот мальчишка пытался бормотать – он уже и не пытался разобрать. Время задушевных разговоров ещё не пришло, а когда придёт… уж охотник-то постарается, чтобы у жертвы была возможность изъясняться более внятно и отчётливо.
Криком.
Наклонившись над ним, Бессмертный умело и ловко обшарил одежду белобрысого, но пока что его интересовало лишь наличие ремня на поясе брюк жертвы, и тот его не разочаровал. Тратить часть своей одежды на связывание нубийцу попросту не хотелось, и теперь, бесцеремонно перевернув смертного на живот, он сноровисто стянул ему руки за спиной – он локтей и до запястий, лишая того вообще какой-либо возможности дёрнуться.
Обморок от лишения кислорода, как правило, длиться не так уж и долго, так что следовало поторапливаться, пока не нагрянули праздные зеваки, которые, без сомнений, будут только помехой для основного развлечения.
Последним штрихом оказался кляп, на который Инуши, расщедрившись, пожертвовал свой платок, свернув его жгутом и крепко стянув на затылке прочным узлом. После этого, проверив ещё раз все узлы, нубиец почти без усилий взвалил парня на плечо, и всё тем же бесшумным шагов вышел из подъезда, направляясь к припаркованной неподалёку машине. Не стоило привлекать слишком много внимания к этому логову. Зверь у своей норы не охотится – никогда. А, значит, мальчишку следовало перевезти в другое, более приспособленное для этого убежище.

Инуши

Паршивец пришёл в себя слишком быстро… нет, не слишком, конечно, но у нубийца эти подёргивания вызвали только глухое раздражение. Конечно, его жалкое мычание не могло привлечь внимание – одной из основополагающих причин выбора этого тихонького квартала была его малолюдность, а также то, что здесь не слишком-то интересовались судьбой забредших сюда ненароком чужаков. Пришёл человек – пропал человек, бывает… подумаешь, эка невидаль!
- Не дёргайся, малец… целее будешь, - прочти благодушно пробормотал, открывая багажник и без лишних церемоний сбросив его туда, точно куль с мукой. После чего захлопнул крышку, проследив, однако, чтобы придурок не высунул никакую конечность наружу. Переломанных костей ему пока не нужно. Нет… пыткой можно – и нужно! – наслаждаться в строго отведённом для этого месте. Хотя, пожалуй, сломать ему ноги, или, хотя бы, прострелить коленные чашечки было бы неплохим ходом, с точки зрения безопасности и сохранности жертвы. Охотник был перестраховщиком, и, получив в свои руки очередную забаву – не собирался по какой-то глупости упустить её.
Но мысль была слегка запоздалой, и Инуши, что-то цедя сквозь зубы неразборчиво, сел за руль, мягко прикрыв за собой дверь, и, заведя мотор, вывел машину из дворов, направившись в сторону доков, тесно сгрудившихся у самой прибрежной линии, в восточной части города.
Чуткого носа Бессмертного вновь коснулся пряно-солёный запах моря, и он, как всегда, едва заметно улыбнулся. Он не жалел, что выбрал место поближе к Большой Воде: во-первых было очень удобно скрывать последствия своих развлечений, как говорят в народе – упрятать концы в воду, а во-вторых – ему просто нравился этот запах морской соли и гниющих водорослей, который иному мог показаться омерзительным.
Что ж, самая лучшая атмосфера для отдыха души.
Выйдя из машины, Инуши вновь отпер багажник, глядя внутрь, на свою жертву с уже знакомым оскалом.
- Прибыли.

Инуши

Впору было расхохотаться над усилиями этого жалкого человечишки, которые, однако, едва ли могли принести плоды. Инуши без труда перехватил ногу связанного, и слегка повернул ступню вовне, всё с тем же выражением каменного ухмыляющегося идола на лице.
- Потише… чаек напугаешь, - проговорил, продолжая давить на ногу парня, и вынуждая того извиваться, подобно тому самому червяку – ничтожному и слабому, ухваченному бдительным вороном кинжалоподобным клювом. Дождавшись, пока белобрысый едва ли не на истерику от боли изойдёт, Бессмертный разжал руки, отойдя в сторону, и, перегнувшись, вытащил за шиворот связанного из багажника. Идти тому сейчас было не слишком-то удобно – о, Охотник прекрасно знал все прелести подобного болевого приёма, и помнил – пусть прошла не одна тысяча лет – насколько ослепляюще-обессиливающая подобная боль, но он не собирался вынуждать мальчишку идти. Он просто тащил его за шиворот – волоком, по дощатому настилу причала, уверенно направляясь к одному из металлических кубов, в которых, как правило, нормальные люди хранили всякую рухлядь, утварь и товары. У Бессмертного же было достаточно времени, чтобы превратить этот арендованный склад в уютное и по-своему неприступное убежище.
Время было выбрано самое что ни на есть удачное – никаких зевак, да и работники доков ещё не вышли на промысел, или даже рыбалку, хотя ни одна уважающая себя рыба не приблизилась бы к загаженному маслом речному прибережью. Однако людям была свойственна надежда.
И всё же Инуши огляделся, прежде чем отпер тяжёлый навесной замок, и рывком поднял ролл-дверь, металлическим занавесом скрывающую содержимое мини-бункера – да-да, склад был отнюдь не одноэтажным и тесным, как могло показаться снаружи – и не втащил туда своего нынешнего «гостя», ровно без тех же лишних церемоний бросив его на бетонный пол, с тем, чтобы спокойно запереть за собой ход.

Инуши

Заперев двери, охотник повернулся к отчаянно пытающемуся отползти смертному. Забавно.
Инуши даже склонил голову к плечу, вглядываясь в лицо парня, изучая этот самый неподдельный животный страх. Да… перспективы тому явно были более чем ясны. Просто поразительно, насколько близок человек становился к зверю, когда приближался к грани смерти.
Без лишних слов он нажал на кнопку вызова встроенного подъёмника, на который, сам того не ведая, вполз белобрысый, и после того как загудел натужно механизм мягко шагнул вперёд, спрыгнув на плавно скользнувшую вниз платформу.
Подъём, однако, продолжался совсем не долго, и словно сдёрнули пелену – вокруг стало резко неуютно и сыро, зябко.
Внизу же склад представлял собой помещение из страшного сна праведника – как тот представил бы себе адскую кузницу, и сладкую мечту адского же пыточника. Дыба, железная дева, «андреевский крест», кресла, зажимы, решётки… арсенал, способный удовлетворить любого прихотливого палача-дознавателя. Собственно, именно для этих целей Бессмертный и держал здесь это добро… ну и, конечно же, для своего развлечения.
Освещение здесь было представлено расположенными по стенам узкими трубками ламп дневного света за сетчатыми корпусами, и их мертвенно-бледное чуть подрагивающее сияние позволяло в полной мере оценить масштабы предстоящего пленнику.
Нубиец развернулся, пристально глядя на лежащего на полу уже совершенно не самоуверенного наглеца, и снова ухмыльнулся.
- Добро пожаловать… знаешь, я всё думаю… не стоит ли над входом прибить табличку: Оставь надежду, всяк сюда входящий? – с неожиданно живой мимикой проговорил, наклоняясь и снова подхватывая парня за шиворот, и волоком стаскивая с платформы на пол. – Да руки как-то не доходят…