начало игры

Самое главное в жизни женщины, да и вообще человека, – любить и быть любимой. Уж с этим Тессе Ноэль повезло, как ей казалось, больше, чем кому бы то ни было. Спустя двенадцать лет их с Дунканом любовь не померкла, словно каждый день – тот, самый первый и самый счастливый. Но ничто не вечно под Луной, тем более, в жизни бессмертных, где с особо долгой жизнью соседствует постоянная боль утрат и неизбежное сражение за право просто существовать в этом мире.
Однако сейчас вполне молодая, красивая и талантливая женщина об этом не думала, она была просто счастлива, озорно, ласково и надежно устроившись в родных сильных руках любимого мужчины, наслаждаясь жаркой близостью с самым замечательным человеком.
Вопреки желаниям и мечтам о спокойной жизни, Бессмертие – клуб с постоянным членством, из которого уйти весьма и весьма сложно. Тесса почувствовала, как ее прекрасный мужчина встревожено напрягся, замирая. На его до сих пор бывшим блаженно-страстным лице возникло хмурое беспокойство.
- Я что-то чувствую, -  сообщил МакЛауд, смотря куда-то в сторону выхода из спальни.
- Надеюсь, - отозвалась Ноэль, перемешивая слова со сбившимся в страстном танце тел дыханием, она уже начала понимать, хотя и не до конца осознала, что…
- Нет. Здесь кто-то есть.
-  Я ничего не слышала, - Тесса действительно не слышала, надеясь, что это не то, о чем промелькнула боязная мысль, а просто звук снаружи…
- Я тоже, - строго, серьезно и решительно уточнил Дункан, доставая с нижней полки столика свою катану.
- Мак…, -  женщина растерялась и не на шутку обеспокоилась, ведь до этого никто из похожих на ее Дункана не искал с ним встречи. Неужели двенадцати годам, наполненным счастливой семейной жизнью, пришел конец? Это битва один на один, ее любимый может.. нет, не может! МакЛауд  победит. Он может. Он…должен.
Быстро влезший в джинсы горец осторожно и почти бесшумно спустился из жилых помещений в мастерскую. Накинувшая халатик художница скользила позади, попросив тихо, но отчетливо, чтобы ее муж услышал:
- Дункан, будь осторожен. – Это все, что она могла для него сейчас сделать – попросить себя поберечь, ради них обоих.
Оставшись у входа в мастерскую, Тесса замерла, прислушиваясь, в ожидании и надежде, что это не то, о чем подумал МакЛауд.
А упомянутый уже знал, что Зов просто так не мерещится, значит, враг добрался до него, решив снести почти четырехсотлетнюю голову горца, помешав таким образом их с Тессой счастью, длившемуся целых 12 лет.

Что может быть прекраснее смеха любимой женщины в постели? Когда она с неповторимо-притягательной хрипотцой тихо смеется уже не вашим, чего уж там, скажем прямо, плосковатым от страсти шуткам, а поцелуям, выражению вашего поглупевшего от счастья лица, тому, как вы вдруг неловки в движениях, чтобы не дай бог, не причинить ей неудобств, не нарушить того настроя на плотскую любовь, который уже звенит и трепещет в каждом изгибе ее пленительного, единственного во все времена и на целой планете тела. Когда она смеётся просто потому, что ей хорошо с вами…
Как не любить этот нежный, чуть дурашливый смех?
И как леденеет сердце, когда вкрадчивый шорох обрывает эту идиллию.
− Здесь кто-то есть.
Лицо женщины, уже влажное от испарины, происходящей от близости наших тел, сразу теряет так красившую его улыбку:
− Но я ничего не слышу, − в её голосе ещё тщетная надежда на то, что любимый просто перебдел, что у него обострилась всегдашняя паранойя.
− Я тоже. 
Она знает, что я о другом, не о том, что слышат или не слышат уши, а если не знает, сейчас, то поймет через пару секунд, потому что пальцы, только что скользившие и бережнее бережного обнимавшие тонкую талию, тянутся к костяной рукояти лежащего наготове меча на персидском ковре.
− Мак…− её голос полон тревоги. И боли.
Соскользнуть с постели змеёй, ковёр глушит шаги, но их не услышать, и когда под босыми ступнями уже не чувствуется больше пушистый ворс.
− Дункан… будь осторожен.
Да, милая. Разумеется, я буду. Потому что хочу остаться с тобой. Живым и как можно дольше.
Несколько ступенек вниз – с подиума спальни, несколько бесшумных шагов, металлическая лестница, ещё пара метров теми же скользящими шагами, с обманчиво отнесённым в сторону клинком, дверной проход, и… стойка, меч даже не свистнул, занимая боевое положение.
Сволочь. Драться украденным только что из витрины мечом! Позорище...
− Я – Дункан МакЛауд из клана Маклаудов, − это необязательно, но человек – это стиль. Мой стиль – называть имя. Мой род и его честь стоит за мной, достойнее сказать противнику, кем он будет сражён. − Ты умрёшь.
Ах, какое удивлённое лицо! Типа, мы, такие невинные, лупоглазенькие, не знали, что за вторжение в частные владения можно быть убитым! Причем самыми экзотическими способами.

Только теперь в голове начинает тонко зудеть Зов, и уже не верится, что это оханье, этот наивный взгляд, этот испуг на лице лупоглазого мерзавца в бандане – настоящие.
Ложь. Всё ложь. 
А меч-то положил, положил, глаз не сводя, но присел на корточки и положил украденное оружие на пол, пятясь и опираясь на высокую застекленную витрину позади себя, мелко шагая в сторону. Значит, сейчас откуда-то вытянет припрятанный свой. Не такой дурак, каким показался, понимает, что незнакомый клинок может изменить в самый неподходящий момент. Конечно, порядочному мастеру меча почти всё равно, чем в экстренных и форс-мажорных обстоятельствах драться, но... мастер ли он? Молод на  вид, но ведь вид так обманчив, уж горцу ли этого не знать.
Что?.. Бормочет что-то о кубках и чашах, которые хотел взять? О да, не иначе как для того, чтобы пить из них молоко, которое на губах не обсохло, разумеется. Чего-о?.. Я могу их взять? Подумать только, как он любезен и щедр, с ума сойти. Окно? Какое окно? Заплатить за него?  Нет, но каков нахал! – внутренне вскипел МакЛауд, хотя на его лице, это, разумеется, никак не отразилось, разве что тёмные глаза сверкнули яростно. − И гляделки-то наглые до чего, причем испуга уже и нет никакого во взгляде.
Катана уже над головой в классическом замахе, игры кончились, Зов всё ощутимее.
− Сначала я отрублю тебе голову, − напористо и без сомнений сообщил Дункан, наступая на противника, тесня его.
А потом заберу драгоценную посуду, само собой. Я же жадный шотландец, во-первых, и владелец магазина, во-вторых. В конце концов, просто верну украденное.

Отредактировано Дункан МакЛауд (2012-10-13 20:43:49)

Мужчина, защитник и добытчик, в опасный момент всегда идет первым. Ее же мужчина – постоянно впереди, заслоняя широкой спиной хрупкую жену, даже если бой будет стоить ему жизни. Именно этот факт пугает Тессу больше всего. Будь это просто ограблением, пусть и вооруженным, с Маком ничего не случится, он воскреснет, но сейчас – слишком нехорошо. Совершенно отвратительно, если быть точной.
Не услышав звона клинков, объявляющих битву, женщина преодолела мастерскую, тихонечко подходя к дверям в магазин, прислушиваясь к доносящимся звукам. Всего лишь беседа? Это не противник Дункана? Случайность? Хоть бы всё было тем, чем кажется – неудачной попыткой кражи со взломом. Когда имеешь дело с бессмертными, подобные неприятности кажутся мелочью.
Вор оказался совсем юным мальчишкой, наверняка из местных, ведь район, в котором обосновались они с МакЛаудом в Секоувере, нельзя было назвать местом всеобщего благоденствия. Ноэль могла понять парнишку, хотя и не одобряла, однако, он явно не представляет угрозы для ее мужчины. Который, кстати говоря, похоже, не верил воришке. Наверное, привычка постоянно быть наготове приносила свои плоды. Однако, даже не чувствуя Зова, являясь смертной, художница была уверена, что мальчишка просто залез не в то окно.
- Мак, - обратилась Тесса к любимому, не намеревающемуся отпускать взломщика, - он просто мальчик.
Принимая на себя роль здравого смысла, женщина пыталась донести до сурового шотландца весть о непричастности к бессмертным данного конкретного парня, и тот факт, что поведение Дункана его и так напугало до чертиков. Вполне достаточное наказание для незадачливого подростка.

Ну конечно! – если бывает понимающая ярость, то в замахнувшемся мечом шотландце, не отрывающем горящего взгляда от донельзя наглого типа в бандане, бушевала именно такая. − Сейчас мы, дорогой товарищ, будем, выгадывая время и пятясь, делать вид, что получилися обознатушки, и играть в милую игру «твоя-моя-не-понимай», да-да! Ах, какое удивление от слов «отрублю тебе голову»! Типа, он не знал, что бессмертные это делают! – Дункан мигнул, холодно обожжённый внезапной мыслью: − А может, и вправду не знал?..
Ну да, щас! «Я всего лишь мелкий воришка», ах-ах! Ещё и бедный сиротка, забыл сказать для полного слезоточивого комлекта. Он себя-то, мелкого, со стороны видел? Такие мелкие в баскетбол играют.
Ах, мне остыть? Сейчас сам остынешь, причём навсегда. Чего он там про расходы и страховку бормочет? – переступая, Мак даже дрогнул на миг, по-настоящему удивившись, − образованный нонче грабитель пошёл!               
Гнев, вроде бы, начал остывать, ах, как не вовремя, ведь от Зова уже мучительно ломило виски. Но появление Тэссы подхлестнуло вообще все процессы, протекающие в душе МакЛауда с ядерной прямо-таки интенсивностью – и сомнение, и гнев, в который мгновенно превращался страх за любимую золотоволосую даже при столь скудном освещении женщину, что зябко куталась в свой уютный синий халат, походя на хрупкую испуганную птичку. И без того утратившему ясность и уверенность, приличную воину, Маку стало кисло, Маку стало горько – она смотрела на своего мужчину с той же болезненной жалостью, с какой смотрят на беснующихся безумцев.
− Мак, − она сказала это с болью, жалея его, горца, быть может, даже больше, чем этого ворюгу, которому крупно не повезло нарваться, − он просто мальчик.
Ну да, он просто мальчик, и этот мальчик нас просто убьёт… − Дункан качнулся для устойчивости, собираясь вновь наступать, и хотел сказать это вслух, добавив: «прости, родная, ты потом поймёшь», но… Зов просто ударил по мозгам, что не помешало чуть повернувшему голову шотландцу заметить перепад в освещении – лунный свет, льющийся в верхнее, скошенное окно торгового зала, на доли секунды перекрыла тень… падающая в это самое окно тень! Прозрачное стекло мгновенно превратилось в белесую ледяную корку, что с треском проломилась под тяжестью совсем не призрака.

- Вау...
Удивительное рядом. Слишком рядом. Хотя больше похоже из разряда - не объяснимо, но факт. Ричард начинает терять чувство действительности и общую нить сути происходящего. Это напоминает абсурдный сон или какой-то большой и совсем не смешной розыгрыш. Совсем не смешной и очень глупый.
- Это что-то вроде… Самое Смешное Домашнее Видео? Парни, это совсем не круто…
"Может, если я закрою глаза, а потом открою, то окажется, что я просто спал?" - так думать - наивно до безобразия, но так иногда хочется маааленького чуда. "Окажется, что я ничего этого не видел... И в антикварную лавку не забирался, чтобы обогатиться..."
Ричи глаза закрыл. Услышал звон и грохот, вздрогнул испуганно, невольно сжался. Глаза открывать не хотел, но стало интересно, что же происходит у него перед носом.
- Хватит валять дурака...
Нервный смешок и парню почему-то стало гораздо спокойнее, когда он видел спину мужчины с катаной. Возникало такое удивительное ощущение защищенности, что на душе становилось радостно. Ибо тот, кто назвал себя Слэном, вел себя провокационно и прямо таки нарывался. А еще было в нем что-то, что заставляло волноваться и желать оказаться отсюда как можно дальше. Где-нибудь на Курильских островах.
"Ну и взгляд...Бррр..."