Увидев, насколько всамделишным, мягким счастьем озарилось выразительное лицо Пирсона, Мак сам почувствовал, что начал таять внутри, будто кусок высококачественного сливочного масла на жарком полуденном солнце, и все сомнения по поводу уместности возлежания в одной кровати и вполне себе крепких объятий со взрослым мужчиной, здоровым и абсолютно трезвым, вылетели из взлохмаченной головы Дункана, кажется, навсегда. Этот миг был невероятно ценен, и Мак чувствовал тем самым подтаявшим нутром – для обоих ценен. В такие минуты грехом становятся сомнения и трусость, поэтому горец, который трусостью страдал крайне редко, да и с сомнениями был всегда на "Вы", улыбнувшись одними глазами, тыльной стороной кисти нежно погладил Митоса по щеке:
− А меня за это же ругаешь: "Надо же было кому-то?.. Вот мне и пришлось".

− Ну, ты же слышал, небось – люди иногда говорят: "Флаг ему в руки!"? − краешками рта улыбнулся МакЛауд, от нового прикосновения Митоса, невинного вроде бы, подтаивая ещё на градус, а может, даже на два. – Вот, оказывается, это про меня.
Шотландец с удовольствием и вдоволь полюбовался на недоуменное лицо Адама, тихонько хмыкнул и тронул пальцем его породистый нос: − Еще говорят – не буди лихо, пока оно тихо. Пословицы и поговорки - они много хорошего поведать могут. Так что… давай ещё отдохнем? Зов, конечно, зовом, но служба идет, даже когда солдат спит.
И недолго думая, Мак положил голову на грудь Пирсона. Так по-детски непосредственно, будто в тысячный раз.
Нет, вообще сплошные чудеса происходили. Опоили, что ли, чем в местном кафе килтоносца четырехсотлетнего? Если да, то намечались подозренья – кому оно было надо. Подозрения тихо шипели по углам, но пока не высовывались. Видимо, от умиления.

− Я волынку больше люблю, − патриотично пробормотал МакЛауд. – Под неё спать можно. – Шотландец аж вслух мурлыкнул от удовольствия, когда пальцы Древнего зарылись в его волосы, но за-ради справедливости добавил всё-таки раздумчиво, − Не, оно, конечно, умеючи-то, и под барабан можно спать, но сложнее.
Откладывая сон (вернее, отгоняя настойчивую сонливость) Мак повернул голову, упираясь в грудь Митоса подбородком, и серьёзно заглянув в карие глаза Древнего, сейчас такие ласковые и мудрые, мимоходом радуясь нечаянной языковой практике, спросил по-русски же, и уже без улыбки: 
− А я, что, правда такой шумный и бестолковый?

Прочитать на лице Древнего сомнение (напрасное, между прочим!) в чудодейственных снотворных свойствах волынки смог бы горец и ещё более дикий. Птриот (а кто из горцев не патриот?! Нет таких!) Дункан нахмурил брови и якобы обиженно выпятил нижнюю губу, но она сама собой тут же встала на место, ведь невозможно же стало не улыбнуться в ответ на улыбку Пирсона, такую мягкую, улыбку действительно старшего, снисходительную и, в общем-то, добрую.
− К чёрту сейчас подвиги, славные и не особо славные, − не очень внятно, чтоб не спугнуть теплые пальцы Адама, кажется, так робко изучающие смуглое лицо шотландца, буркнул МакЛауд.

− Ну не все же мне в несмышленышах числиться? Ты забыл про волшебного морского ежа… − уж совсем еле-еле шевеля губами, в уголках которых зрела усмешка, шепнул Дункан. – Как-то даже неприлично для четырехсотлетнего в недорослях ходить, не находишь?
Пальцы не задержались под подбородком, не пощекотали шотландца, как кота, очень крупного кота, а нащупали-таки усмешку, ставшую шире:
− Не полудурок же я...
И тут МакЛауд нечаянно все испортил, ибо от души зевнул.

Упрямый и любопытный шотландский нос уткнулся в неизвестно какой национальности грудь, точнее, чуть выше – в ямку между ключиц – и выразительно фыркнул, обдав чужую кожу тёплым воздухом. Видать, и вправду приходили последние времена – глупцом, идиотом, и прочими эпитетами, означающего человека не слишком разумного, мистер Пирсон МакЛауда обзывал с завидной регулярностью, но уж коли назвал гением, пусть даже в шутку – того гляди, небо на землю упадет, кусочками.
Хотя приятно, черт возьми! Не осыпание небесного свода, конечно, а то, что оценка IQ повысилась. – Дункан улыбнулся, и мазнул ресницами грудь Митоса, спокойно и удовлетворённо закрывая глаза.

Вроде бы ведь такие простые да нехитрые радости: долгий свободный день впереди, тихая комната, мягкая постель, присутствие того человека, к которому питаешь... что? Уважение? Почтение? – в сладкой дремоте ортодокс-Дункан на миг засомневался снова – сочетаются ли вообще-то хоть как-нибудь понятия "уважение", "постель" и "мужчина рядом в объятиях", но нежные прикосновения Древнего-вечно-юного слишком расслабляли и рассеивали всё – мысли, сомнения, внимание... Было слишком хорошо сейчас, чтобы о чём-то волноваться. Шотландцу хотелось просто дремать тихонько, исподволь погружаясь все более в сон, видеть светлые сновидения, может быть, даже грёзы. Светлые и теплые, как этот день.

Отредактировано Дункан МакЛауд (2012-09-07 12:41:31)

До засыпающего сознания горца ещё дошла последняя фраза, и Дункан вздохнул, прекрасно зная, что силы понадобятся всем, что испытание... смертельное испытание, не просто коснется, а начисто перемелет своими безжалостными кровавыми жерновами десятки, сотни тысячи жизней. Каждого – рано или поздно. Где же на всех бессмертных набраться животворной силы? Но думать о бессмысленности жестокой игры храброму и гордому скотту сейчас малодушно не хотелось. Нет, такими невесёлыми размышлениями заниматься можно где угодно, но только не в объятиях Митоса, которые сам покой, сама защита.

Есть выражение "сон богатырский". Вот именно таким и спал Дункан МакЛауд, за всю ночь не пошевелившийся даже, но тем не менее, ничегошеньки себе не отлежавший. Благодатный сон безо всяких снов, бережно и надёжно восстанавливающий силы душевные и физические, видимо, обновил и Митоса, уж больно звонким и задорным получился у него чих. Мак поднял голову, не убирая волос с лица, посмотрел сквозь пряди на Древнейшего, и широко, сладко, звучно даже зевнул, чтоб сейчас же отожмуриться, взглянуть лукаво, сморщить нос и улыбнуться:
− Сто лет так не спал. Спасибо.

− Главное, что этот костлявый матрас не ёрзал, остальное вполне меня устроило, − с убийственной серьезностью ответил Древнему брутальный до ужаса шотландец, шир-р-роким жестом сгребая наконец свои буйны кудри с лица на шею. И, недолго думая, или, (как более вероятный вариант) не думая совсем, (ну можно же иногда и дураком побыть, каким тебя считают), лёг снова щекой на грудь Митоса, бормоча негромко и лениво-жалобно:
− Щас-щас встанем, ещё минутку только...

− Пригрелся, − тёплым и постепенно остывающим по коже груди Старейшего выдохнул шотландец, разнеженный до неприличия. – Бессмертным положен отпуск? Ну или каникулы?
В хрипловатом голосе МакЛауда было очень много надежды. Что, бессмертные – не люди? Все хотят отдыха и спокойных, безмятежных, праздных, если возможно, дней. От опасности и ощущения гибели, которая грозит каждый божий день, такое желание лишь усиливается. Надо же где-то остановиться, чем-то сердце успокоить, душу пригреть вот? Надо…  Всем это необходимо. Будь ты хоть герой из героев, супермен из суперменов…       
Бойскаут из бойскаутов, да-с…

− Ну и шутки у тебя, мистер Пирсон! А ещё меня обвинял в неумении острить,  – фыркнул шотландец, и невольно поморщился, но не от прикосновений, конечно, (уж они-то были безусловно, хоть и запретно почти приятны), а именно от слов. – Черный юмор в таком светлом месте – это... негармонично.
Думать о плохом горцу решительно не желалось. Поддаваться на подколки и провокации – тоже. Митос, конечно, в репертуаре, но сарказм сейчас явно был не к месту и не ко времени.
Странно, что старейший этого не чувствует.
Или как раз наоборот - чувствует? − Мак прищурился. − Уж не прикрывает ли он своим ехидством нечто… вроде смущённого удовольствия?

Тёмная, (а голова, по мнению одного серьёзного киношного доктора, вообще, и сама-то по себе, всякая-любая – предмет тёмный), оказалась бы, без сомнения, на животе древнейшего, если бы Мак ее вовремя не поднял, столь же вовремя поднявшись с "костлявого матраса". Делом, то есть действием, доказывая, что проколотая вчера так по-идиотски нога более чем в порядке, вместе со всем прочим телесным составом доблестного вполне шотландца. 
− Кофе? - переспросил он и немедля согласился. - Да. С утра лучше кофе. Пиво будем пить после адмиральского часа.

Хитрющая улыбка Старейшего чего-то да сулила... эдакое, поэтому Дункан слегка насторожился, и начал было отвечать:
− Сочиняешь ведь нахально, но не на того напал только. Я всё же не безграмотный идиот, кофе в Индии выращивают максимум века полтора, а что в древности что подносили? Амриту и сому?..
Чтобы произнести последнее слово, Маку пришлось сложить губы трубочкой, вот их-то Адам... Митос и чмокнул. И челюсть шотландца не вывалилась тоже только поэтому. Древний попытался молниеносно слинять, однако... Мак остановил, поймав за пятку – нет, не Гражданку Лошадку, а одно бессмертное-драконоподобное:
− Куда это? Стой, кто ползет, предъявите паспорт!